Дмитрий ПОМЕРАНЦЕВ

 

Родился в 1974 г. Окончил филологический факультет Нижегородского госуниверситета им Лобачевского, журналист. Работал в нижегородских газетах и на телевидении. Стихи, проза и критика публиковались в журналах «URBI», «Нижний Новгород», «Странник» (Саранск), «Юный техник», «Техника – молодежи», «Иностранная литература», «Кольцо А», а также в «Учительской газете» и «Литературной России».

 

 

ГВОЗДИ БЫ ДЕЛАТЬ ИЗ ЭТИХ ДЕТЕЙ…

Шамиль Идиатуллин. «Возвращение «Пионера». Bookmate Originals, 2021 (книжный сериал). М: Редакция Елены Шубиной АСТ, 354 стр., 2022 г.

 

Никто, разумеется, не предлагает превращать «цветы жизни» в скобяные изделия. Однако случаются такие времена, такие неумолимые, грозные моменты, когда ради своего и чужого будущего, ради самой жизни этим цветам приходится переступить через собственное детство. И тогда хрупкие стебли превращаются в твердые стальные стержни, а нежные бутоны – в бесстрашные, непрошибаемые шляпки.

Роман современного российского писателя Шамиля Идиатуллина «Возвращение ”Пионера”« вроде бы ничего такого брутального, фатально-летального не предполагает: его юным героям – простым советским подросткам из середины 80-х предстоит самое увлекательное, самое удивительное и необычайное приключение в их жизни. Такое, о котором мечтали все без исключения тогдашние пионеры. Тем, кто помнит фантастическую советскую кинодилогию «Москва – Кассиопея» и «Отроки во Вселенной», не нужно объяснять, о какой мечте идет речь.

Разумеется, космос. Юные герои советского фильма отправляются к звездам, потому что взрослым космонавтам просто не хватит жизни, чтобы добраться до заветной цели и вернуться обратно. Шамиль Идиатуллин придумывает для своих героев еще более веское обоснование: только детский организм способен выдержать воздействие техники, открывающей человечеству дверь во Вселенную.

Нет, ребята не превратятся в гвозди. Дети останутся детьми – теплыми, живыми, способными как на бесконечное, безоговорочное доверие к взрослым, так и на суровое – в случае, если последнее будет обмануто, – отчуждение, даже жестокость.

Аж дрожь пробирала оттого, насколько легко угадывал в персонажах себя самого и своих сверстников 35-40-летней давности. Один ребячий лексикон чего стоит: «Э, чо творите-то», «Боимся, ребзя?». Или вот это, по-детски наивное и одновременно не по-детски гордое: «Я космонавт вообще-то, але». Или возмущенное: «Э, народ, мне тринадцать лет вообще-то, я тут запертый сижу и ни фига не знаю, что вокруг происходит, какие к едрене фене варианты я придумаю?».

Прекрасно помню, сколь волнительными, чувственными и одновременно возвышенными могли быть отношения между разнополыми подростками в 13 лет. Шамиль Идиатуллин и тут, что называется, в самую точку попал: «Можно было попробовать просунуть правую руку, приобнять там или просто потрогать, но это было неправильно и нарушало условия тесноты, которые никто никому не ставил, но которые все понимали и так».

От прозы Шамиля Идиатуллина веет чем-то хорошо забытым-старым, как от пожелтевших страниц журнала «Пионер» или «Костер». Чем-то безусловно крапивинским – таким наивным честным детством – трогательным и героическим, еще вполне невинным, но уже готовым совершить поступок вплоть до самопожертвования.

Самое трудное испытание юных героев романа ожидает вовсе не на просторах Вселенной, но в своем собственном завтрашнем – нашем сегодняшнем – дне. Ибо попадут они вовсе не в то будущее, которое ожидали, к которому привыкли благодаря фантастическим книгам и фильмам, – «настоящее будущее. Чтобы пионерлагерь на Луне, Великое Кольцо, экскурсии по Марианской впадине, все живут до трехсот лет без болезней и никакой полиции, капиталистов и войн». Попадут они в мир, где последние три явления будут не просто присутствовать, но настойчиво и неотвратимо доминировать, определяя собой бытие всего остального. Где встретят их, во-первых, «Политика запугивания населения, как в Штатах или ЮАР», а во-вторых, «Бочка варенья и корзина печенья вместо неба и космоса»

Отсюда и горькое недоумение: «Чего ж вы предатели такие, а…», и категорическое, агрессивное неприятие: «Взорвать всех гадов на хрен, отравить и сжечь, чтоб знали, твари, что нельзя бить наших, лишать наших свободы и разрывать наш мир до основания, чтобы на его месте построить универмаг для американской газировки и склад для китайского ширпотреба. Ширпотреб и газировка прикольные, но они приложение к нашему миру и к нашей жизни, а не ее замена».

И даже категорическое и безапелляционное: «И в любом случае мир, ради которого несколько человек бьют ногами и дубинками одного, существовать не должен».

Последним выводом герои обязаны парочке бравых российских полицейских, которые лично меня, как читателя, в общем-то, ничем не удивили. И тот факт, что пионеры-герои сравнили их с фашистами, тоже никакого внутреннего противления не вызвал.

Пионеры-герои – это не оговорка и не ради красного словца. Автор не случайно упоминает в тексте бочку варенья и корзину печенья – этот современный эквивалент тридцати сребреников. На всякого Иуду – свой Спаситель, всякому Плохишу – свой Кибальчиш. А в нашем случае Кибальчишей и вовсе трое. Не зря же герой в какой-то момент вспоминает Марата Казея, Леню Голикова и Зину Портнову.

А потом за героев становится по-настоящему страшно. Потому что захватывающее, небывалое приключение оборачивается для них подлинным кошмаром. И нашим вселенским отрокам предстоит сделать трудный нравственный выбор, о который в свое время едва не обломал зубы один датский принц. Сразу скажу, что герои окажутся… ну, в общем, настоящими героями. Вот только и без трагедии тоже никак не обойтись. И лично меня озноб продирал от фразы маленького, по сути-то, мальчика: «Очень хотелось взять за руку кого-нибудь живого». И – особенно – от следующей его же фразы: «Умирать всегда обидно, а умирать одиноким огурцом в темном маринаде как-то совсем бессмысленно».

Не так давно наша славная пионерская организация отпраздновала свой вековой юбилей. И пусть до круглой даты она не дотянула, зато живы те, чье детство прошло под девизом «Общественное выше личного», который – что бы сейчас о нем ни говорили – не был пустым звуком. Одним из таких людей является и сам Шамиль Идиатуллин, которому в 1984 году, как и его героям, тоже исполнилось 13 лет.

Хорошо помню лозунги моего детства: «Пионер – всем ребятам пример», «Пионер – значит, первый», «Мы, пионеры советской страны славной традиции будем верны».

Именно о последней – о славной традиции и хочу сейчас поговорить. Советская детская литература произвела на свет юных героев нового типа. На смену томным и порывистым героиням Лидии Чарской, изнеженным барчукам из дворянских усадеб и их то беззаботно-веселым, то глубоко несчастным сверстникам из семей бедноты (см. практически всю русскую классику) пришли отважные и честные персонажи таких книг, как «РВС» и «Школа» Аркадия Гайдара, «Красные дьяволята» Павла Бляхина, «Макар-следопыт» Льва Остроумова, «Миколка-паровоз» Михаила Лынькова и т.д. Во второй половине ХХ века ведущим представителем «пионерско-геройской» прозы стал Владислав Петрович Крапивин

Герои романа «Возвращение ”Пионера”« – прямые наследники тех мальчишек и девчонок. А из современных авторов творчество Шамиля Идиатуллина, на мой взгляд, наибольшим образом перекликается с прозой Эдуарда Веркина. Именно так – перекликается. Не копирует, не подражает, но как бы идет параллельным курсом.

Книга Шамиля Идиатуллина вообще порождает массу литературных и кинематографических – порой неожиданных – ассоциаций. К примеру, корабль «Пионер» с тремя юными космонавтами на борту заставил вспомнить одноименную подводную лодку из романа Григория Адамова «Тайна двух океанов» – там в состав экипажа тоже входил четырнадцатилетний герой по имени Павлик

А сам космический межзвездный корабль «Пионер» напоминает одновременно популярный рождественский сувенир – снежный шар, елочную игрушку и детский секретик (помните, может, такие: выроешь ямку, положишь на дно цветок или яркий фантик от конфеты, а сверху – бутылочное стеклышко – и получается целый волшебный загадочный мир). Вот как сам автор описывает знакомство своей героини с этим чудом – «самым совершенным и небывалым кораблем в истории человечества»: «Она медленно подошла к здоровенному, в полтора человеческих роста, и будто малость вздутому стеклянному яйцу в строгой черно-серебристой оплетке, похожей на подстаканник. Яйцо было заполнено красновато-бурой слоистой жижей, в которой посверкивали то ли искры, то ли снежинки».

Впечатляет описание внешности Главного – гениального генерального конструктора, академика Алексея Афанасьевича Кукарева, похожего одновременно и на пришельца, и на чудовище Франкенштейна, но, разумеется, доброго внутри (интересно, был ли у данного персонажа реальный прототип, или это собирательный – как в фигуральном, так и в самом, что ни на есть, прямом смысле – образ?).

«Он же был красивый дядька – ну как красивый, симпатичный, спортивный такой и нестарый. А стал кучей человеческих фрагментов, будто наскоро собранных и сляпанных после взрыва».

«Главный никогда не снимал мягкой шляпы и темных очков, прятал нос и подбородок в широкий легкий шарф, носил мешковатый костюм и перчатки и, конечно, не вставал с кресла с большими колесами. Рассмотреть его лицо и фигуру не удалось бы при всем желании – если бы у кого-нибудь такое желание появилось. Мы и не рассматривали. Но любая нечаянно замеченная особенность – сморщенный розовый лоскут между очками и шарфом, локоть, торчащий не там, где должен, и способность головы то опускаться на уровень груди, то отъезжать далеко за спинку кресла – заставляла зажмуриться и учиться дышать заново».

Лично мне вспомнился закатанный в гипс профессор из польского фильма «Сексмиссия», в советском прокате целомудренно – очень по-пионерски – избавленного от нескромных сцен и скромно переименованного в «Новые амазонки».

Впрочем, в отличие от польского коллеги – явного прагматика и вообще человека с неясными нравственными императивами, Кукарев – мечтатель, подвижник – из тех, кто готов жертвовать собой во имя человечества. Он и увечья-то свои получил из-за того, что не хотел подвергать опасности других. А теперь представьте, каково было такому, вот, человеку привлекать к своим опытам детей – даже с учетом, что на кону стояло – ни много, ни мало – существование планеты Земля?

Под стать Главному и первый его помощник Обухов: «Зачем нам мир на слезинке ребенка?».

Про юных героев никаких особых подробностей сообщать не стану. Лучше автора о них все равно не скажешь. Замечу лишь, что в разведку с такими точно бы пошел.

Отдельное спасибо автору за то, как элегантно вплел он в свое произведение статью из газеты «Труд» от 30 января 1985 года «Ровно в 4:10», изменив, правда, фамилии фигурантов, а также дату и время описываемых событий. Журналист Вострухин превратился в Быструхина, заглавие с «Ровно в 4:10» скорректировалось до «Ровно в 22.10». Но самый дух материала – это вторжение потустороннего, иррационального в нашу упорядоченную будничную жизнь Шамиль Идиатуллин передал точно. И этот маленький нюанс делает его абсолютно, по всем показателям фантастический роман достоверней иных документальных повествований.